Походно-полевая жена генерала Власова жила в Бресте и работала в областном кожно-венерологическом диспансере
Уход в отряд имени Чернака тридцати шести осетин, о которых мы писали ранее тут, было явлением примечательным, но в масштабах войны не чрезвычайным.
Формирование кавказских, туркестанских и т. д. «легионов» из числа военнопленных неславянских национальностей началось с благословения фюрерa еще в декабре сорок первого года.
Суммарная численность личного состава достигала сотен тысяч, но боеспособность оставляла желать лучшего. В большинстве случаев записью в «легион» люди просто спасали себе жизнь. Но при всей сложности отношений с советской властью немецкая на поверку оказалась для горских народов не слаще. Неудивительно, что воевали такие нацчасти без рвения, с частыми случаями дезертирства. Не будь боязни преследования, число перебежек на сторону Красной армии, особенно после перелома в войне, возросло бы еще на порядок. И в конце концов от греха подальше немцы перекинули значительное число «легионов» на запад.
Иначе обстояло с русскими. В первой половине войны Гитлер мысли не допускал иметь их союзниками, а тем более вооружать.
Но что-то с ними надо было делать. Масштабы пленения в первые месяцы войны были столь велики, что это становилось проблемой для командования вермахта. Только в сорок первом году немецкая сторона захватила в плен 3,8 миллиона красноармейцев. В конце июля генерал-квартирмейстер издал приказ, по которому начался массовый роспуск по домам бойцов определенных национальностей, главным образом украинцев. Приказ действовал до середины ноября, было выпущено из-за проволоки порядка трехсот тысяч пленных.
Русские под приказ официально не попадали, и их положение было очень незавидным. Родина вычеркнула плененных из числа сограждан и отказалась от услуг Международного Красного Креста. Смерти от болезней и истощения исчислялись чудовищными цифрами - более трех миллионов военнопленных. И когда появилась альтернатива, кто-то смалодушничал или схитрил, согласившись надеть мундир немецкого покроя с нашивкой «РОА», лелея при этом разные надежды.
Лицом русских антисоветских формирований, именовавшихся Русской освободительной армией (РОA), стал генерал Андрей Власов, плененный с остатками 2-й ударной армии в волховских болотах летом сорок второго. Сорокалетний Власов считался одним из самых способных советских генералов, он прекрасно проявил себя в контрнаступлении под Москвой, и после спасения 2-й ударной Сталин намеревался доверить ему командование Юго-Западным фронтом.
Была ли сдача в плен проявлением трусости или продуманным шагом - вопрос открытый. Впрочем, одно другому не противоречит: генерал мог держать запасной вариант. В пользу такого вывода говорит тот факт, что спустя всего три недели после пленения Власов в письме германскому командованию изложил идею формирования русской армии из военнопленных.
Генерала долго использовали в пропагандистских и агитационных целях. Не оставался в долгу и советский ГлавПУР, сочинивший предателю совершенно фантастическую биографию, нестыковки в которой не помешали главному: фамилию люто возненавидели. На фронте в отношении власовских подразделений действовало правило: в плен не брать.
Лишь к осени 1944 года в условиях потерь терпящая крушение Германия окончательно отбросила щепетильность. Ей остро нужны были любые формирования, которые можно было бы послать на фронт.
16 сентября рейхсфюрер СС Гиммлер, еще недавно непримиримый противник идеи РОА, принял Власова. Результатом встречи стало принципиальное решение о создании Комитета освобождения народов России. Генерал получил полномочия объединить вокруг КОНР все ранее созданные под эгидой немцев национальные комитеты, а также обещание, что после отвоевания советских территорий комитет примет функции временного правительства. Комитет в качестве правительства в эмиграции был учрежден 14 ноября 1944 года в Праге, а РOА формировалась в статусе его вооруженных сил.
Фронт к тому времени четыре месяца как покинул освобожденную советскую территорию и катился все дальше на запад.
При этом отдельные подразделения РОА начали формироваться в 1943 году и были задействованы в охранно-полицейских делах и борьбе с партизанами. За год-полтора до первых шагов по формированию единой армии Власова термин «власовцы» был уже в ходу, вызывая страх в народе.
Подразделения РОА квартировали и в Бресте, одно из них размещалось в двухэтажном доме на Полицейштрассе (ныне ул. Маяковского, 42).
Об этом упоминает в своей шестой книге «В поисках утраченного времени» Василий Сарычев.
В отличие от осетин, власовцы не могли быть перебежчиками по определению - их тут же бы расстреляли. С приближением фронта перспективы солдат РОА становились все более безвыходными. Они пили, заглушая тоску, зверствовали на операциях, а по улицам ходили унылыми.
Брестчанка Ирина Городник, семнадцатилетняя на конец оккупации, вспоминала, как в Кошелево, куда семья выехала переждать бои перед освобождением, снялись стоявшие там мадьяры, а пришло подразделение РОА. В доме, где остановились Городники, устроился пожилой власовец с лошадью. Предложил Ире: «Девочка, хочешь, тебя покатаю?» Она ехала верхом, а он шел рядом, держа узду, и грустно рассказывал: «Знаешь, нам все равно не жить, нас в плен не берут. Остается воевать до последнего, а стрелять по своим не хочется. Стоишь и думаешь: пусть лучше убьют.»
Безвинными жертвами немецкой аферы Андрея Власова стали жена Анна, мачеха и фронтовая подруга Агнесса Подмазенко, получившие после войны по пять лет лагерей с последующим поражением в правах. Нам больше интересна Агнесса, в 1963 году приехавшая в Брест на постоянное жительство. После ГУЛАГа она находилась в бессрочной ссылке в Туруханске, а когда появилась возможность, переселилась сюда, на другой конец страны, где никто не догадывался о ее трагической истории. Устроилась в областной кожно-венерологический диспансер и проработала в нем без малого тридцать лет, до последнего не впуская чужих в свое прошлое.
Прибыв на фронт 24-летней выпускницей военно-медицинского отделения Харьковского мединститута, она подпала под чары сорокалетнего генерала, стала походно-полевой женой. Вместе выбирались из первого, киевского окружения, находились в 20-й ударной армии, героически сражавшейся под Москвой.
Агнессе поставят в вину, что не распознала в своем мужчине способность к предательству, хотя пленение Власова произойдет спустя полгода после их расставания. Последний раз они виделись в январе coрок второго: демобилизованная по беременности, она уехала рожать к матери в Энгельс. Писала письма своему генералу и получила несколько ответов.
«Дорогая и милая Аличка! Меня вызывал к себе самый большой и главный Хозяин. Представь себе, он беседовал со мной целых полтора часа. Сама представляешь, какое мне выпало счастье. Прошу тебя, моя крошка, не скучай, не волнуйся, тебе это вредно. Я всегда мысленно с тобой. Твой всегда и всюду Андрюша. 14.02.42».
«Дорогая и милая Аля... ты прекрасно знаешь, что, куда твоего Андрюшу ни пошлют правительство и партия, он всегда любую задачу выполнит с честью... Думаю только о вас, мои дорогие (ты и ребенок), — больше у меня нет никого, близких моей душе и сердцу... Твой всегда и всюду Андрюша. 26.04.42».
Параллельно генерал писал законной супруге Анне, уроженке одной с ним деревни на Нижегородчине. Неизвестно, как жене, но Агнессе сердце явно что-то подсказывало.
«Дорогой и милый Алюсик. Мне очень обидно, что ты пишешь мне такие нехорошие письма... Эти намеки на «обслуживание» и т. д. Это совершенно обижает меня. Ведь ты, наверное, сама прекрасно знаешь, что, кроме тебя, у меня никого в жизни нет... Я волнуюсь. Что у тебя? Сын? Дочь? Не мучь, скорее пиши... Твой всегда и всюду Андрюша.. 10.05.42».
В июне 1942-го 2-я ударная попала в окружение в волховских болотах, а в июле Власов был пленен и опознан. В Винницком лагере для высших чинов он сделал свой выбор, и началась его новая, пронемецкая жизнь, финал которой известен. В 1946 году осуждён по обвинению в государственной измене, лишён воинского звания и государственных наград СССР, по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР был казнён через повешение.
Генерал генералом, а что же власовцы?
По данным историков, к концу войны в формированиях вермахта насчитывалось более миллиона советских граждан различных национальностей. У большинства из них не было новых идейных убеждений или симпатий к Власову, они просто выбрали такое спасение. Вариант оказался не лучшим: у них не осталось маневра, и единственным способом продлить жизнь было драться до конца.
Послевоенный одноклассник Владимира Губенко Григорий Саверский (лет на пять старше: в классах было много переростков), сын командира донской казачьей дивизии, успевший в ней повоевать, рассказал, как брал в Пруссии позиции, обороняемые власовцами. Те яростно сопротивлялись. Ненависть к ним была настолько сильна, что, когда казаки взяли высоту пленных на месте и порешили. С заломанными руками подводили к краю рва, разбивали прикладом голову и сбрасывали вниз.
Своя связанная с власовцами история сохранилась в памяти моей мамы. Пишет в своей шестой книге Василий Сарычев. В деревне Острово, куда семья выехала из Кобрина незадолго до освобождения, беженцев пустили в сарай. Прожили здесь около двух недель.
Немцы отступали побитые - совсем не такие, к каким двенадцатилетняя Зина привыкла в Кобрине. Взрослые говорили, этим не до бесчинств, и страшно боялись других - проходивших власовцев. В немецкой форме, но с узнаваемыми лицами, чаще верхом. Всегда пьяные, лютовали, охотились за женщинами, бежавшим прятаться в жито, - гнались за ними на лошадях.
Стремительность движения фронта наполняла бойцов РОА злостью загнанных в угол. Заплативши за жизнь честью, теперь они теряли то и другое.
В Острово приехало пересидеть бои много кобринских, все с нетерпением ждали конца кошмара. Молодая женщина, услышав русскую речь, решила, что наконец пришли свои - с ребенком на руках выбежала встречать, а это шли власовцы. Один из них в ярости нанизал на штык ее вместе с малышом.
Наслушавшуюся всего этого 3ину одна только мысль о «не тех» русских приводила в ужас. Чего боишься, то и получаешь: во двор завернул власовец и потребовал пить. Девочка принести не могла, порезала ногу при купании. Власовец подошел к дрожавшей как осиновый лист Зине и, дохнув перегаром, осмотрел рану. Оказался врачом — рявкнул, чтоб взрослые дали таз, сделал перевязку и велел промывать кипяченой водой. В это время старшие брат с сестрой прятались в закутке сарая, заложенные дровами. Им грозила большая опасность предпризывного возраста юноше и девушке девятнадцати лет.
Конец у власовцев был один, и они не питали иллюзий. Хватало разных случаев, вот один. На исходе войны где-то в Пруссии бойцы Красной армии шли в направлении передовой, а навстречу по той же дороге вели немецких пленных. Пехотинцы остановили колонну и на ломаном немецком потребовали выдать власовцев. В колонне молчали. Боец не долго думая вскинул автомат и пустил очередь в первых попавшихся. Второй очереди немцы дожидаться не стали и вытолкнули из колонны одетых в такую же форму коллаборационистов. Их не стали стрелять - забили прикладами. Даже не отводя в сторону, такая злость накатила: навстречу смерти идут, а эти возвращаются живые. Командиры не вмешивались.
А вот другая история, слышанная от отца брестчанином Виктором Морозовым.
Февраль сорок пятого. Закончился бой за германский городок, и человек двести пленных загнали в замкнутый двор-колодец. Лейтенант Владимир Морозов поставил караульного, остальные после боя хорошо выпили и спали. Тут и приехал особист - старлей Сашка, второй год вместе воевали.
Заявил лейтенанту: среди пленных может быть много власовцев. Морозову что: твоя работа, иди ковыряйся.
- Пойдем-пойдем, ты их брал.
Построили пленных. Но власовцы, уже воевавшие вперемешку в подразделениях вермахта, насобачились говорить по-немецки, и особисту пришлось бы попотеть. Но парень бывалый пошел другим путем.
Если не выдадите хоть одного, расстреляю каждого десятого! И для наглядности вывел полдюжины. Поставил к стенке.
Тут и началось.
В рядах сбившихся в кучу пошло приглушенное «гыр-гыр-гыр». После чего, не применяя рук, одними только плечами немцы стали выталкивать одного, другого, третьего... Удивительное было зрелище: толпа выдавливала из себя чужаков, как инородные тела. А сами вытолкнутые указали на еще одного, из поставленных к стенке. Особист отвел их к березкам, положил вниз лицом, и старшина по команде всех покосил.
Морозов, тертый калач, потребовал у старлея бумагу: у него значилось определенное число пленных. Особист отмахнулся: «Обойдешься! Скажешь, Сашка взял», но все же достал планшетку и написал. Позже нашлись доброхоты, а старлей Сашка погиб, и только оставленная бумага помогла лейтенанту Морозову выйти из ситуации.
Коллаборационисты испанской «Голубой дивизии» вермахта в Бресте
В Бресте итальянские подразделения имели комендатуру в районе кирхи - послевоенный кинотеатр «Смена»
Похожие статьи:
Реальный Брест → Птица вглядывалась в небо
Беларусь → Опубликован новый закон по товариществам собственников: что меняется
Реальный Брест → «Жемчужина Бреста» в темное время суток
Реальный Брест → Доброе брестское утро!
Беларусь → NASA представило свою версию отмены запуска "Союза"